“Мы – нейтральные люди”. Как живет Суджа под контролем ВСУ и что там говорят о войне и Путине

UA EN RU

Украинский военный в Судже (фото: РБК-Украина)

Российский город Суджа уже две недели находится под контролем украинских военных. Что местные думают о войне, как отзываются о ВСУ и Владимире Путине, – в репортаже РБК-Украина с Суджи. 

Две недели назад украинские военные начали операцию в Курской области. Это стало полной неожиданностью как для россиян, так и для всего мира, особенно учитывая тот факт, что ситуация на фронте довольно тяжелая. Сама операция до последнего держалась в строжайшем секрете, как, впрочем, и ее цели.

ВСУ довольно быстро продвигались по области, сразу заняв несколько деревень и небольших городков, один из которых – Суджа. В Кремле откровенно замешкались и не смогли вовремя оформить свою официальную позицию, поэтому местные власти то объявляли эвакуацию, то заявляли, что в ней нет необходимости, говорили о гуманитарных коридорах, которых в реальности не существовало, и жаловались на жестокость украинских военных, выдавая в медиа материалы со своими же солдатами. На деле же из Суджи сразу уехало большое количество населения, а оставшиеся там жители теперь, как это ни парадоксально, рассчитывают только на помощь украинской армии.

Приграничье

После того, как Суджа стала относительно безопасным местом для посещения, первыми после военных туда стали ездить журналисты в сопровождении военных. Нас повезли в российский приграничный город 21 августа.

Путь в Суджу пролегает через Сумы, где нас встречают военные. Один из них – пресс-офицер одной из оперативно-тактических группировок собирает возле себя корреспондентов и проводит быстрый инструктаж. Ничего нового – нельзя снимать технику, путь и военных. По ходу разговора возникают вопросы и все они, преимущественно, о местных жителях – сколько их, в каком они состоянии и что говорят о происходящем.

– Мы планируем устроить им небольшой ликбез. Они не то чтобы плохо к нам относятся, но, скажем так, не понимают, что происходит. Вот мы им и покажем.

Сегодня военные планируют провести для оставшихся в городе суджанцев своеобразный кинопоказ. Для этого дела в город везут документальный фильм “По той бік”, в котором украинцы рассказывают об ужасах российской оккупации. Расчет на то, что сравнительные параллели уже невозможно будет игнорировать.

Перед отправкой на российскую территорию журналистов разделили на две части и посадили в бронемашины. Это здоровые махины, обшитые толстой броней, а внутри – настоящая баня. Мы едем в небольшом салоне лицом друг к другу и передаем по кругу пачку мокрых салфеток, пока в машине не начинает работать кондиционер.

С нами едут несколько военных, один из них – мужчина с позывным “Лис” полулежит на груде из рюкзаков и курток. Мы спрашиваем, почему “Лис”, на что он хитро щурится, а затем откидывается на спину и закрывает глаза. В какой-то момент машина издает особый гул, “Лис” резко открывает глаза и садится.

— Это самолет сейчас был? Самолет?

На него смотрит молодой парень с позывным “Марс”, он улыбается и говорит: “Не, не переживай, не самолет. Всего лишь ракета”.

В таком положении мы едем еще около часа, а потом останавливаемся у пограничного пункта. Он насквозь прострелян, вдоль дорог дырявые здания с разбитыми окнами, а в 20 метрах стоит и плавится от жары зеленая железная арка. На ней написано – Россия.

Пустая Суджа и брошенные россияне

Если не знать, что ты пересек границу Украины с Россией, Суджа ничем не отличается от любых приграничных украинских поселков – маленький, уже успевший подсохнуть от палящего августовского солнца, городок с серыми кирпичными домами. Мы быстро выходим из бронемашин и расходимся по главной площади, которая венчается зданием районного центра и пьедесталом с надписью “Ленин”, к которой ниже приписано “П*дар”.

Площадь абсолютно пустая, поэтому на какой-то момент создается впечатление, что мы в городе одни, но это не так – за военными и журналистами уже вовсю следит разведывательный дрон. Его навязчивое жужжание напоминает комариный рой.

Через дорогу от пьедестала с железным куском “Ленина” на верхушке расположились магазины и здание почты. Мы заглядываем в разбитые двери оптики – почти все очки лежат на полках, а на полу валяется несколько коробок. Следующий за ним барбершоп, который почему-то назвали “Tiger”, тоже неплохо сохранился. До такой степени, что на стойке администрации лежат гели для бороды и сто рублей. “Местные не мародерят, берут, в основном, еду. А в оптику пару раз заходили за каплями для глаз”, – говорит сопровождающий нас военный.

Суджане могут ходить по городу, их не задерживают и не ограничивают в перемещениях. Разве что во времени – передвигаться можно до 5-6 часов вечера, потом начинаются обстрелы. Когда украинские военные только зашли в город, местные прятались в домах, а позже стали выходить. Но площадь стала бесполезной – продуктовых тут фактически нет, а прогуливаться никто не хочет.

Нас ведут дальше и просят двигаться плотной шеренгой, наступая друг другу на следы – на дорогах валяются неразорванные снаряды и расходиться шире опасно. Мы идем по опустевшим улицам, некоторые дома вдоль дороги обстреляны или выгоревшие, но ни в какое сравнение с украинскими селами и городами, которые удалось захватить войскам РФ, эта картинка не идет. Создается впечатление, что город покидали в спешке, отстреливаясь на ходу.

Место сбора в Судже

Пожилые люди в Судже чаще всего скапливаются в здании интерната. Там есть подвал и за две недели интернат превратился в своеобразный хаб – сюда свозят еду, здесь прячутся от обстрелов. Когда мы заходим на крыльцо, несколько женщин, сидящих вдоль забора, встают и отходят в сторону, где стоят и внимательно слушают, о чем мы говорим.

Женщина, представившаяся Ниной, соглашается поговорить. Она вежливо улыбается и все время крутит в руках бутылку с водой, которой периодически прикрывает лицо. Сегодня она похоронила свою бабушку, уход за которой держал ее в Судже. На вопрос о том, предлагали ли власти эвакуацию, Нина мотает головой.

– Что думаете о происходящем?

– Ужас. Я вообще не ожидала, что такое возможно.

Позже мы будем слышать этот ответ практически от всех, кто согласился поговорить. Ни 2,5 года большой войны, ни близость к зоне боевых действий, ни открыто геноцидная риторика собственных властей не заставили суджан задуматься о том, что рано или поздно пострадать могут и они. На вопрос о том, позаботились ли местные власти о жителях Суджи, Нина снова мотает головой, прижимает бутылку ко лбу и вдруг начинает хвалить украинских военных.

– Я вообще к властям не отношусь положительно, потому что вся их власть только для себя, а о народе никто не думает. Хорошо, что вы привезли поесть, и хлеба, и воды. И разрешаете по магазинам ходить, и везде. Ребята вот такие! И по магазинам нас возили на машинах. Хорошие ребята. Очень.

За зданием интерната на парапете сидят три пожилые женщины. Одна, завидев журналистов, закрывает лицо синим полотенцем и смущенно сообщает, что сегодня она плохо выглядит для интервью. Ее подруга сразу начинает причесываться и улыбается, обнажая один золотой зуб.

– Да обеспечены мы тут всем, спасибо за все. Но вот, конечно, в подвалах как ляжешь, вставать потом не очень удобно.

Женщина представляется Тамарой, и сразу же начинает рассказывать, как тяжело им пришлось в дни перед заходом в город ВСУ. Она и ее подруги прятались в “белом доме” – административном здании. Но его обстреливали и на вопрос, кто это делал, женщины ответить не смогли. Надежда – та, что закрывает лицо полотенцем, рассказывает, как раньше были дружны Украина с Россией. В качестве доказательства дружбы она вспоминает про свои сапоги.

– Я сапоги днепропетровские кожаные в Сумах купила. Десять лет носила.

– А я сама в Сумах училась, в ПТУ №13. Ничего, по тем временам, я бы сказала, даже отлично, я бы там и осталась. Если бы замуж не вышла.

Тамара, в очередной раз зачесывая волосы назад, делится наболевшим – в подвале жить тяжело, приходится прятаться от обстрелов, которые в последнее время участились.

– Честно, я вам хочу так сказать, когда начался этот “пиф-паф”, я думала, побабахкает и пройдет. Но, чем дальше в лес, тем больше дров.

Женщины слабо реагируют на вопросы о том, кто во всем виноват, почему случилась война и чью сторону они поддерживают. Они пожимают плечами, говорят, что находятся “между небом и землей” и снова вспоминают дружбу между Россией и Украиной. Когда в очередной раз звучит вопрос “Что вы об этом думаете?”, к нам медленно, опираясь на две палки, подходит женщина, которая до этого слушала разговор издалека. Она становится возле нас и произносит фразу “Нам нужен мир” таким тоном, будто на этом наш разговор должен быть окончен. Тамара активно кивает, а Надежда начинает плакать.

– Мы же не воюем с вами. Мы нейтральные люди.

Украинских военных все трое называют “хорошими и доброжелательными ребятами”. Своим властям они, как сами признаются, не нужны, поэтому помощь от ВСУ как нельзя кстати.

– Мы в белом доме когда сидели, мы там четыре для просидели, и делили один кусочек хлеба на всех.

У входа в интернат тем временем уже вовсю идет кинопоказ – расположив ноутбук с документальным фильмом напротив двух старушек, украинский военный объясняет, что происходит на экране. Возле него стоит мужчина, опершись на велосипед. У него длинные, иссиня черные волосы, собранные в хвост, он, не скрывая удовольствия, раздает комментарии.

– Что вы думаете о Путине?

– Знаете, вот вы меня спросите, что я думаю о Сталине. Когда-то он был нормальный, молодой, туда-сюда. Наверное, вовремя уходить надо.

Рядом со входом в подвал сидит молодая женщина. Она представляется Людмилой и на вопрос о том, как у нее дела, наклоняет голову к пустым тазам и начинает водить руками по кайме. “Не очень хорошо. Разве это жизнь?” Ее тоже никто не пытался эвакуировать, а местная власть “смылась и бросила нас”.

– У нас власть такая себе на самом деле. Я лично хочу, чтобы было какое-то мирное соглашение между нашим президентом и президентом Украины. Ну какое-то ж должно ж быть перемирие?

– После всего, что нам сделали российские войска, думаете, мы хотим на это пойти?

– Думаю, нет.

Людмилу радуют вопросы о ВСУ. Она, как и все, с кем мы успели пообщаться, хвалит украинских военных и неожиданно даже благодарит их за то, что они рядом, чего от россиянки никак не ожидаешь услышать.

– Я не думала, правда, что такое отношение будет. Ребята молодцы, им большое спасибо. Они нам тут и воду, и спрашивают, никто ли нас не обижает. Мы рады, что они тут рядом. В чем мы нуждаемся, они все привозят. Просто раньше говорили – вот, придут украинцы, они тут всех поубивают. Не знаю, вот я вижу – люди.

***

На обратном пути в том же бронеавтомобиле журналисты делятся друг с другом впечатлениями. Больше всего их набралось от разговоров с россиянами из Суджи. Мало кого на третий год войны удивляет откровенно инфантильная риторика большинства жителей РФ. Они, сидя в подвалах, боясь обстрелов КАБами из своих же самолетов, продолжают расписываться в своей аполитичности. А некоторые из суджанок заявили, что Владимир Путин вообще не знает, что происходит в их городе и не по своей вине – ему просто неправильно докладывают.

На сегодняшний день точной цифры количества живущих в приграничных городах россиян нет – вопросом переписи населения займутся старосты, о чем говорит пресс-офицер.

– Они должны понять – нам не нужна их земля, их люди. Нам нужно было еще раз показать Путину, что он обычный смертный, как и его окружение, что он не держит Бога за бороду. Что украинские козаки как давали Московии под зад, так дадут снова.